Специалист по инклюзии Елена Кутепова: «Каким бы не был ребенок, ему важно внести свой вклад в общество и почувствовать себя ценным»
Дети с особыми образовательными потребностями – это иные люди или «отклонение от нормы»? Почему их всё больше? Какие изменения для особых детей должны произойти в системе образования? Об этом специально для проекта «Мы – рядом!» КРО ВОИ рассказала Елена Кутепова – заместитель директора федерального бюджетного научного учреждения “Институт изучения детства семьи и воспитания Российской академии образования” (ФГБНУ “ИИДСВ РАО”) и старший научный сотрудник Института проблем инклюзивного образования ФГБУ ВО “Московский государственный психолого-педагогический университет”). Сыктывкарским родителям, педагогам и психологам выпала возможность побывать на ее семинаре в Сыктывкаре в рамках проекта «Университет инклюзии».
Елена Николаевна, если детей с особенностями становится больше, то каким может быть мир будущего, и как мы сегодня можем к нему подготовиться?
ЕК.: К сожалению, точных данных о количестве детей с особыми образовательными потребностями до сих пор нет. У каждого ведомства своя статистика, не смотря на необходимость создания единого реестра. Научные данные говорят, что не только в России, но и на всей планете количество тяжелых нарушений не превышает 3 – 4 %. Не нужно думать, что лавина таких детей в конце концов охватит всю детскую популяцию. Это не так. Когда мы говорим об увеличившемся количестве детей с нарушениями развития – так называли их в старой советской терминологии – то действительно кажется, что их количество увеличивается. Но на самом деле особые образовательные потребности начали проявляться в современной системе образования, потому что улучшилась диагностика. Еще совсем недавно, до 2012-го года мы, например, вообще не говорили о расстройствах аутистического спектра. То есть, у нас как бы «не было» таких детей и, соответственно, не было школ для них. Никто не готовил их к жизни, как отдельную категорию детей. Теперь эта категория появилась. Оказывается, их достаточно много, и они были всегда. Другое дело, что они были не контактны, не попадали в образование и нигде не фиксировались.
Какие новые задачи теперь стоят перед системой образования?
Е.К.: Сейчас можно и нужно учитывать существование особых детей и правильно реагировать на них. Чем раньше мы начинаем контактную работу, адаптацию, социализацию, тем раньше ребенок получает возможность жить в социуме, найти свое место в мире, почувствовать себя востребованным и быть налогоплательщиком, а не иждивенцем. Ведь задача системы образования не ограничивается выходом за пределы комнаты, мы должны обеспечить таким людям занятость. Иначе мы обучаем ребенка предметам, вкладываем деньги в его образование, но для чего все это? Куда дальше? В интернат? Выход здесь в организации ранней помощи с момента рождения. Тяжелые генетические нарушения видны уже при рождении ребенка. И если выясняется, что есть нарушения интеллекта, то специалисты с раннего детства будут развивать внимание, координацию движений и все, что необходимо, формировать его речь, формировать его мышление для того, чтобы он становился самостоятельным.
Сейчас в моде праздники и развлечения для детей с инвалидностью. Насколько такое отношение правильное? Можно ли как-то отменить повальную «инвалидизацию»?
Е.К.: Это другая история восприятия инвалидности: если человек несчастный, давайте мы будем приглашать его на праздники. Это слишком примитивное понимание социализации. Это просто, это намного проще, чем привести ребенка в класс и помочь учиться. Это проще, чем дать понять другим детям, что и они должны помогать ему учиться, вместо того, чтобы развлекать его и делать за него всю работу. Поэтому инклюзивное образование, о котором говорят, между прочим, с 1997-го года, «заточено» именно на социализацию, на решение жизненных задач. Речь ведь не о том, как сделать инвалида счастливым с помощью подарков и волонтеров, а о том, что каждый ребенок имеет право на свою траекторию жизни. И в этой траектории жизни должно присутствовать и общение, и образование, и профессиональная подготовка, и последующая занятость, а потом и самостоятельное проживание, каким бы трудным оно не было. Даже ребенка с серьезными нарушениями можно научить завязывать шнурки за две недели. А если готовить к самостоятельной жизни годами, дети станут взрослыми людьми, ценящими и уважающими свою жизнь и жизнь окружающих. А главное – они станут примером для тех, кого судьбоносно не минует чаша инвалидности, а также и для всех остальных, ведь немощность и старость не минует никого. И когда мы, ныне здоровые люди, в старости окажемся за чертой социализации и успешности, мы вплотную подойдем к пониманию того, насколько тяжело заботиться о себе самому. Дети с нарушениями сейчас как раз проживают эту историю – они живут одиноко, на попечении родственников, и задача государства – не дать им просто сидеть дома и деградировать. Да, такой человек иногда почти ничего не может делать, но хоть что-то может, и каким бы он не был, он хочет видеть в глазах других – одобрение, а не жалость. Задача – обеспечить таких детей деятельностью, а не только подарками и праздниками. Даже если человек может склеить коробочку, это будет его вкладом в общество, и он будет этим гордиться, будет чувствовать свою ценность. Для него это – важнее досуга.
Если инклюзия – это, в том числе, и история про деньги, то что делать регионам, бюджет которых слишком мал?
Е.К.: При анализе некоторых субъектов Российской Федерации, выяснилось, что содержание школьника в специальной коррекционной школе обходится в разы дороже, чем содержание школьников в инклюзивной школе. К примеру, в специализированных интернатах одного ребенка, не самого сложного, обслуживают до 20 взрослых – это и ночные нянечки, и медсестры и психиатры, и так далее. Да, инклюзивное образование – не бесплатное. Но, во-первых, у нас не так много школьников, которым требуются реальные материальные затраты. Во-вторых, инклюзия – это, в основном, работа педагога по адаптации учебного материала.
Не нанесет ли введение инклюзивной образовательной системы серьезный удар по классической образовательной системе? Не придется ли все полностью перестраивать?
Е.К.: Да, так это воспринимается многими педагогами и даже научными деятелями, которые считают, что инклюзия разрушает систему дефектологического образования. Но это не так. Инклюзия не ломает систему. Она ломает привычки современных педагогов и родителей. Если мы возьмем советское образование, то там был подход, основанный на уровнях. С кого-то требовали «пятерку», с кого-то не только «пятерку», но и еще дополнительные знания, а кого-то старались научить на твердую «тройку», но чтобы она была заслуженной, и за эту «тройку» – тоже хвалили, потому что это был заслуженный максимум. В классическом советском образовании не оценивали ребенка по баллам, но и не «рисовали» оценки для отчетов, для «галочки». Просто потом проще стало «всем как всем».
А как же повальное увлечение «звездными» одаренными детьми?
Е.К.: Это действительно существует. Но если мы посмотрим на нобелевских лауреатов, то, в основном, это лица с ограниченными возможностями. Причем, это люди, добившиеся успеха в самых разных научных направлениях. Все они были детьми, у которых развивалась только одна какая-то способность, например, способность к математике, а способность к общению и взаимодействию – отставала. Поэтому погоня за достижениями талантливых и успешных, увлечение развитием лидерских качеств – это немного тупиковый путь, который себя еще проявит. В конце концов, ведь тонкое, ювелирное искусство педагога состоит в том, чтобы обнаружить скрытый талант и дать ему расцвести, помочь ребенку стать взрослым, а не в погоне за победами на конкурсах и дипломами о награждении. Правда в том, что лидеры и «звезды» не становятся Ван Гогами.
Каким должен быть первый этап в субъекте Российской Федерации для внедрения инклюзии?
Е.К.: Это должна быть политическая воля. Заинтересованность руководителей из сферы образования. Я не очень надеюсь на личную заинтересованность губернатора, но желательно, чтобы и она тоже была. «Снизу» инклюзию невозможно инициировать никак. Знания учителя и даже его большое желание не смогут оказать существенного влияния на всю образовательную систему. Большую роль играет личный настрой директора школы. Он может добровольно организовать систему инклюзии в школе. Но и эта воля директора, как показывает практика, формируется инструкциями, которые спускаются сверху. Даже доплата за обучение особого ребенка – это всего лишь приятный бонус. Основное условие комфортного существования иного ребенка в социуме – это не право на образование и даже не наличие закона, по которому школа обязана принять ребенка. Это решение, спускаемое сверху.
Как вводить инклюзивные занятия, требующие индивидуального подхода, в условиях современной школы, где, к примеру, в классе может быть 32 ребенка.
Е.К.: Чтобы был результат в обучении, на такое количество детей даже в обычной школе нужны, как минимум, два учителя. Но если вместе с ребенком в такой класс пришел тьютор – человек с высшим педагогическим образованием, то можно говорить, что в классе появился второй учитель. Этот тьютор может объединять на уроке маленькую группу детей со сходными особенностями и прорабатывать материал, который дает учитель. Видя, что ребенку тяжело в большом коллективе, и его возбуждение нарастает, он может этого ребенка просто вывести с урока, а потом завести назад, и при этом учебный процесс не прерывается. А что касается больших классов в обычной школе, то и там, чтобы говорить о качестве образования, должны работать два взрослых.
Насколько необходима переподготовка кадров?
Е.К.: Необходима, но не настолько, как это может показаться на первый взгляд. Например, тотальная переподготовка дефектологов не требуется. Нужно просто изменение в системе образования, когда тот же дефектолог или логопед сможет заниматься не с одним ребенком индивидуально, а с группой детей и будет «заточен» не под одно узкое тяжелое расстройство, а сможет обучать детей с разными особенностями и потребностями. Здесь должны быть другие программы переобучения, когда специалиста учат отвечать на запросы многих и разных приходящих детей, чтобы не было такого, что логопед отказался работать с ребенком, не попадающим под узконаправленные знания и навыки. Такой логопед должен или самообразовываться или… быть уволенным.
Что вы посоветуете родителям?
Е.К.: Не смотря на то, что право на инклюзивное образование у нас закреплено законом, я бы хотела, чтобы родители, несмотря на великую любовь к своим детям, правильно оценивали их состояние, а также возможности учебного заведения. Не нужно вести не слышащего ребенка в «хорошую» школу, где нет и не будет сурдопедагога. Я бы советовала прислушиваться к мнению специалистов психолого-медико-педагогической комиссии, которые рекомендуют условия образования в определенном учебном заведении. От собственного выбора школы придется отказаться. Берегите своих детей, ведь каждый из них – уникален!
Спасибо.
Ольга Авдеева
